Отношение грузин к Украине почти всегда было однозначно положительным, но в последнее время следует признать, что оно сильно сменилось с доброжелательной поддержки на определенное раздражение. И это случилось сразу же после того, как в Киеве на Майдане засветился экс-президент Грузии Михеил Саакашвили. Об этом известный грузинский политолог и общественный деятель, директор Центра общественных исследований Марина Мусхелишвили в интервью "Обозревателю". "Когда люди, которых мы своим "Майданом" пытались убрать из власти, оказались на украинском Майдане, - это, знаете, получился когнитивный диссонанс. И, конечно, намного лучше и намного более теплые отношения могли бы быть между Украиной и Грузией, если бы не фактор Саакашвили, если бы он не вносил определенный раздор в эти отношения", - отметила политолог. При этом она добавила, что Саакашвили постоянно пытается быть всюду, где только может, и это потому, что на международной арене у него большие связи. "Он не только внутри страны, но и вне страны – он и его партия. Так что это, конечно, фактор внешней политики для Грузии, который достаточно неприятный для нас", - подчеркнула Мусхелишвили. Напомним, ранее политолог заявила, что в грузинском обществе существует позиция, что бывший режим, который возглавлял президент Грузии Михеил Саакашвили, был просто криминальным объединением. "В обществе существует две различные позиции по отношению к предыдущему режиму и к этой партии. Одна позиция состоит в том, что это было криминальное объединение, которое заслуживало того, что после того, как они потеряли власть, должна была произойти определенная оценка предыдущего режима, правовые действия в отношении лидеров, которые нарушали закон и превышали полномочия", — сказала Мусхелишвили. По словам политолога, вторая позиция по отношению к этой партии – то, что народ сам решит путем выборов, но без правовых действий, как к ним относиться. "Вот эта двойственность отношения еще усугублялась тем, что партией руководил неформально из-за границы Михеил Саакашвили, на что он не имел права. Потому что человек, который не является гражданином Грузии, не может участвовать в грузинской политике и руководить партией", — объяснила эксперт.
Пленный ефрейтор Агеев встретился в СИЗО с матерью и спецкором российской «Новой газеты» Павлом Каныгиным, сообщает сайт "ФАКТb)". Переговоры о встрече матери ефрейтора Агеева с сыном начались сразу же после публикации на сайте «Новой» обращения к президенту Украины. Светлана Агеева просила Петра Порошенко содействовать в личном свидании с сыном. В тот же день на меня вышли представители администрации Порошенко и сообщили, что решение о свидании солдата с матерью принято. В дорогу Агееву собирали всем селом Топчихой и всей ее школой. «Кто по двести рублей, кто по 300 приносил, — рассказывает женщина. — Много разве насобираешь, когда учителя наши по 10 тысяч рублей получают». Билет на самолет до Москвы Агеевой купили журналисты местного медиахолдинга «Алтапресс». Дальше вдвоем мы могли бы сесть с ней на прямой поезд до Харькова и оттуда на машине за 3,5 часа добраться до Старобельска. Но прямо перед покупкой билетов выяснилось, что у Агеевой нет загранпаспорта. В виде исключения официальная украинская сторона согласилась пустить женщину по внутреннему российскому паспорту. Но, как мы узнали через свои источники, проблемы у нее, скорее, могли возникнуть при пересечении российской границы. Более того — еще на Алтае, незадолго до вылета в Москву, Агеевой звонили из ФСБ и дали понять, что служба знает о ее планах и такую самодеятельность не приветствует. «Зачем вам такие приключения? Вы же знаете, что происходит там, куда вы собираетесь», — говорил ей человек, представившийся сотрудником местного УФСБ. «Говорил таким вкрадчивым приятным голосом. Не по себе мне как-то стало. Будто меня раздели и все видят», — вспоминает Агеева. На территорию Украины в итоге мы попали, делая большой крюк, через Беларусь дневным поездом Минск—Харьков. Всю дорогу Агеева с тревогой и любопытством смотрит в окно. «Никогда тут не была, а на Украине аж с 1976 года не была, как люди живут, даже не представляю». Белорусские пограничники долго разглядывают наши паспорта. Документы изучает уже третий по счету сотрудник: сначала при помощи лампы, а затем увеличительного стекла. В какой-то момент кажется, что наша затея с объездом границы обречена. Но вот белорусы сообщают, что документы в полном порядке. «Но, может быть, украинцам что-то не понравится», — говорит девушка-пограничник. Через полчаса наш поезд замедлился на пограничной украинской станции Хоробичи. Светлана Агеева начала креститься: вдоль вагона шли люди в камуфляже и с собакой. «Волнуюсь очень, — сказала Агеева. — А вдруг нас сейчас…» «Что именно?» — спросил я. «Что-нибудь, — сказала женщина. — Возьмут и все. Обидно, сына не увижу». «Не бойтесь. Может, поселят рядом», — вырвалось у меня не к месту. Агеева снова перекрестилась. Но люди с собакой так и не появились в вагоне, зато пришел один из руководителей погранотряда — на украинском языке рассказал о порядке краткосрочного пребывания и пожелал скорейшего свидания. — Очень приятный юноша, — заявила Агеева. — А вы что ожидали? — Боялась агрессии какой-то. Почитаешь комментарии, что иногда пишут, показывают… — До сих пор смотрите «Соловьева—Киселева»? — Да что вы прицепились к ним? — не выдержала Агеева. — Соловьев, Киселев… Ну нету у меня больше других каналов, два канала только показывают! Раньше приставка была, десять каналов работало, мне их вот так хватало, а потом совсем не до того стало… Приеду сейчас, может, опять приставку поставлю. НТВ, «Культуру»… — А «Би-би-си»? — Это я в молодости любила, прямо на английском слушала… А сейчас и времени нет совсем: работа, дети, — и зарабатываешь только на еду и коммунальные платежи, и больше ничего не остается, да и сил не остается, какое там «Би-би-си». — А отдыхать куда ездите? — В Казахстан раньше часто ездила к друзьям, в Барнаул вот ездим к старшему сыну, внукам… — Отдыхать? — Ну и отдыхать, — вздыхает Агеева.
Наш поезд проезжает по северу Украины. На станциях Агеева разглядывает из окна пассажиров и редкие привокзальные строения. «Ты вот спрашиваешь: езжу или нет. Ты, видать, совсем не знаешь, как люди в глубинке живут. Вы же не пишете про это! Все вам про горячее надо! — вспылила женщина. — Иногда хочется так поговорить с кем-то и про политику, и про экономику, обсудить что-то, но не с кем же. У меня библиотека дома, книги. Никому это не интересно, никто не интересуется. Все только выживают. Хотя было время, когда вроде начали люди жить достойно потихоньку, с 2006 года до 2009-го, а потом как с горки вниз». — А почему вы не уехали из своего села? Почему там остаетесь? — Куда я сейчас уеду? Это лет двадцать назад можно было переехать, я и переехала из Казахстана сюда. Всюду рвалась, очень деятельная была, и Виктор у меня такой же. Десять лет назад у нас, помню, ставили сотовую вышку, в первый же день мне позвонил участковый: забирайте своего сына, он у вас залез и сидит на самом верху. Вот он такой и остался. Я надеялась, что армия даст ему возможность вырваться, начать жить, учиться… В Харькове нас встречают представители СБУ. После короткого отдыха мы выезжаем на микроавтобусе в Старобельск, вместе с нами — съемочные группы трех европейских информагентств. Журналист Bild по-английски спрашивает Агееву, как она себя чувствует. «Вери гуд», — чеканит учительница английского так, что репортер больше ничего не спрашивает. Всю дорогу Агеева молчит, оглядывая то присутствующих, то виды из окна. «Когда вернусь, начну рассказывать, что видела, и никто в селе не поверит. Скажут, завербовали, одурманили, уже представляю разговоры. Ну и ладно!» В СИЗО Старобельска нужно пройти формальную процедуру — написать заявление на свидание и передачку. Агеева заполняет бланк в кабинете начальника изолятора Михаила Череватого, высокого мужчины средних лет в форме подполковника. Пока она пишет, Череватый просит меня сфотографировать их с Агеевой на его телефон. «История — штука интересная, — говорит Череватый. — Вы знаете, например, что несколько дней Старобельск был столицей Украины? А в здании нашего СИЗО раньше был пивзавод? История по-всякому поворачивается». Сама Агеева уже не обращает внимания на разговоры и журналистов. Совсем скоро — встреча с сыном. Агеев появится в спортивных штанах и черной майке, немного растерянный. Перед встречей с мамой иностранные журналисты зададут ему несколько вопросов. Агеев вновь подтвердит, что в Луганской области оказался в качестве военнослужащего российской армии, но заметит при этом, что почти сразу после перехода границы заключил контракт уже с «ЛНР». Большая часть свидания с матерью, как изначально и было обещано, прошла наедине.
— Светлана Викторовна, наконец, вы встретились… — Да, так долго мы к этому шли, два дня добирались… — Три. — Три. Голова болит, извиняюсь. Очень помогла нам в этом украинская сторона. И, пользуясь случаем, очень хочется поблагодарить всех, кто нам помог. <…> — Светлана Викторовна, что вы увидели здесь за эти два дня на Украине, расскажите об этом? — Положа руку на сердце, скажу, что ожидала немножко другого. Но оказалось, что встретили такой теплый прием и отношения доброжелательные. Старались оказать внимание, поселили в гостинице. То есть отношение было очень хорошее, такое человеческое. Я очень благодарна им. — Что Виктору скажете? — Что очень скучаю и… чтобы скорее вернулся домой. Виктор: — Я тоже хочу. Мать: — Чтобы забыть это и сделать выводы. Да? Сын: — Да забыть это не получится Мать: — Ну забыть не получится, но выводы сделать надо. — Какой, например? Мать: — Вывод надо такой сделать, что не должны люди стрелять друг в друга. Не должны. Страны должны не воевать, а дружить. И чтобы наши политики подумали об этом, чтобы не создавались такие ситуации больше с нашими детьми. В самом конце нашего разговора я рассказал Агеевым про историю сержанта Александрова и капитана Ерофеева, которые ждали обмена почти год (в конце мая 2016 года Украина обменяла их на Надежду Савченко — ред.). Я предупредил, что суд и переговоры по обмену могут и в этот раз затянуться на многие месяцы. В ответ ефрейтор рассказал, что из официальных представителей России его до сих пор не навестил никто — притом что ближайшее Генеральное консульство России находится совсем рядом — в Харькове. За весь месяц дипломаты лишь однажды позвонили начальнику колонии Череватому. «Даже если потом когда-то вернусь в Россию — то что дальше?» — спросил меня Агеев. «Решишь сам», — отвечаю я. «А ты слышал, что стало с ГРУшником Ерофеевым, когда он вернулся? — начал Агеев. — Его просто убрали. Убили». «Откуда ты знаешь?» — «Я знаю точно. Об этом все говорят: и там, и здесь, по эту сторону. Все знают, что с ним это сделали. Потому что говорил лишнего». — «Но это же пропаганда, так обычно запугивают на войне». «Нет, — настаивал 23-летний ефрейтор. — Просто так не стали бы говорить. Я уверен. Хотя уже ни в чем нет уверенности… Я просто хочу, чтобы меня вытащили отсюда». ОБНОВЛЕНО Обращение Светланы Агеевой к украинским матерям Записано после встречи с сыном Виктором
P.S. От редакции: в день встречи Виктора Агеева с матерью глава Службы безопасности Украины Василий Грицак заявил, что действия Агеева квалифицируются как терроризм.
